ДУМЫ МОИ НЕСЛИСЬ В АБАСТУМАН

Картины Михаила Нестерова я впервые увидела в Русском музее в Ленинграде. Интересно, что прилежно посещая этот музей в 70-х годах в пору моего студенчества, я обнаружила их только на четвертом курсе. Они были тихи и полны грусти. Меня взволновало одухотворение, излучаемое картиной «Великий постриг». Бледная отшельница с опущенными глазами, с щемящей покорностью судьбе. «Не живопись была главным, – говорил Нестеров, – мне... нужна была душа человеческая». Вот эту душу я и увидела. «ДУМЫ МОИ НЕСЛИСЬ В АБАСТУМАН»      Нынешним летом в Абастумани юная послушница женского монастыря показала мне старинную вазу, бережно держа ее в руках. Ваза принадлежала Михаилу Нестерову, в которой он хранил свои кисти.Что же связывало великого русского художника и высокогорное грузинское село? Очень многое.      Абастумани Нестеров отдал пять лет свой жизни – с 1899 по 1904 год. Зима в тот год была суровая. Сто лет назад, в феврале 1899 года Нестеров впервые ехал на Кавказ. Наследник престола цесаревич Георгий Александрович, живший подолгу в Абастумани, на горном курорте в Грузии по причине прогрессирующего туберкулеза, построил там на свои средства храм в честь Св.Александра Невского, и обратился в Академию художеств, чтобы ему порекомендовали художника для росписи храма. Назвали Нестерова.      На предложение расписать церковь художник отозвался с живым интересом, и вскоре отправился в горы. К тому времени Нестеров был известным художником. Ему уже 37, он член Товарищества передвижников, избран «академиком живописи». Уже существует понятие «нестеровская девушка», рожденная из его скорби по утерянной жене – поэтический образ с безмолвной печалью, исполнен-ный внутренней красоты и чистоты.      Начав свой путь в русле передвижнической эстетики, художник вскоре переходит к искусству выражения внутреннего мира человека. С начала 90-х годов Нестеров вплотную занимается храмо-вой живописью. Он преклоняется перед гением Васнецова, и на первых порах начинает подражать ему, но вскоре находит свой путь. В его образах иконность сменяется психологической драмой, нестеровские святые более лиричны. Его храмовая живопись становится образцом своеобразного «церковного модерна» – декоративная стилизация, утонченность колорита и орнамента. И хотя он не считает себя монументальным храмовым живописцем, «оставаясь художником интимным», известность его растет.      И вот едет на Кавказ.«Думы мои неслись в Абастуман. Что-то ждаломеня в нем? Сумею ли я поста-вить себя так, чтобы не уронить достоинство художника?» – размышляет он в пути.«На почтовой станции Боржома мне была оказана честь, как и полагалось гостям наследника...Величали меня «ваше превосходительство». Самые лучшие яства и вина предлагались мне, пока спешно запрягали четверик великолепных, белой масти лошадей в отличную коляску, которая должна была доставить меня в Абастуман. Мы несемся ...на лихих конях сквозь цепь гор. ...Въезжаем в ущелье, посередине которого стремится небольшая горная речка... Становится холоднее. Пошел снег...он становится гуще и гуще...      А вот справа и новая церковь, та, которую мне скоро придется расписывать. Она в грузинском стиле, прекрасно выдержанном. Я с напряженным вниманием вглядываюсь в ее подробности.Все прекрасно, пропорционально. Купол каменный, красноватого приятного тона. Прекрасная паперть, кое-где осторожно введен оригинальный грузинский орнамент, высеченный из камня же... Еще несколько минут, и мы во дворце, где обитает Георгий Александрович – второй сын императора Александра III». Цесаревич предлагает ехать сейчас же, засветло осмотреть церковь. Скоро они были там, где их ждали, в том числе духовник наследника протоиерей К.Руднев. Фотография  великого князя Георгия Александровича с его автографом Летний дворец наследника цесаревича великого князя Георгия Александровича. Императрица Мария Федоровна и великий князь Георгий Александрович на террасе дворца.       Сегодня настоятелем абастуманского храма Александра Невского служит игумен Максим. «Храм построен при жизни и на средства Георгия Александровича, – рассказывает отец Максим. – Когда цесаревич обходил наш край, он побывал в селе Зарзме – это в 40 километрах отсюда. Был потрясен красотой древнегрузинского храма и решил построить в Абастумани его точную копию. Но наш храм по размерам получился чуточку меньше. Его так и называли – «маленькая Зарзма в Абастумани». В 1896 году был заложен фундамент, строился он два года, и в 1898 году в присут-ствии цесаревича храм был освящен». Построенный из местного камня красивого горчичного оттенка, он сразу понравился Нестерову. Внутри церковь была обширна, четырехугольной формы в основании, переходящая в крестообразную под куполом. Стены были очень удобны для росписи. Прекрасный мраморный иконостас.      Сразу на следующий день состоялась поездка в Зарзму. «Часа через два вдали на высокой скале показался великолепный Зарзмский храм... Храм отперли и перед нами предстало чудо не только архитектурное, но и живописное. Храм весь был покрыт фресками. Они сияли, перелива-лись самоцветными камнями, то синими, то розовыми, то янтарными. Купол провалился, и середина храма была покрыта снегом. ...Мы заметили, что и часть фресок уже погибла. Погибла дивная красота...      К вечеру мы были в Абастумане. За обедом Зарзма была главной темой разговоров».      Художник стал убеждать цесаревича в необходимости спасти этот храм от разрушения, и именно Нестерову он обязан тем, что в своем завещании цесаревич Георгий отпустил средства на его восстановление. Нестерова радовала большая художественная работа, хотя и пугала своими размерами: в истории русской живописи 18-19 веков не было примера, чтобы целый храм расписывал один художник.      Очень скоро у Нестерова созревает колористический план абастуманской росписи. В деревянном дворце цесаревича Георгия, довольно небогатом (по его словам – «как выставочный павильон или подмосковная дача»), хранилась коллекция кавказского оружия. Художник увидел «большой кинжал в ножнах слоновой кости, с дивной золотой инкрустацией; этот кинжал дал мысль покрыть Абастуманскую церковь тоном старой слоновой кости и по нему вести золотой сложный грузинский орнамент».      Цесаревичу идея художника понравилась. Составляется смета росписи: полная – из пятидесяти восьми композиций в сто тысяч рублей, и сокращенная – в семьдесят пять тысяч рублей. Наследник утвердил стотысячную и принял все предложения без условий и сроков, предоставив художнику полную творческую свободу. Никаких комиссий или духовных цензоров. И уже в марте 1899-го были готовы первые эскизы, которые одобрены без замечаний.      Цесаревич высказал единственное пожелание: перед работой осмотреть древние грузинские церкви, на что Нестеров с радостью согласился. Искусство Грузии потрясло русского художника. Нестеров взахлеб рассказывает о древних монастырях, соборах, фресках... В Гелатском соборе художник восхищен мозаичной абсидой с Богоматерью: «Так она была выразительна, так благородна и нежна в красках, так свежа, как будто прошли не сотни лет с момента ее написания, а лишь год или два». Он делает акварельные наброски – одна из фресок послужит мотивом для абастуманско-го «Благовещения». Поразил его и собор Светицховели во Мцхета – «с сияющим крестом, такой гармоничный с окружающей его природой, с горами, среди которых он вырос и стоит сотни лет...»      В конце июня того же 1899 года в Абастумане внезапно скончался цесаревич. «Если бы оставался в живых наследник Георгий Александрович! – восклицает Нестеров. – При нем не было бы тех интриг, злоупотреблений, какие выпали на мою долю после его смерти». Из-за них работа потребо-вала больше времени, чем он предполагал. Нестерову пришлось заново готовить стены под роспись – обнаружилось, что материал для грунтовки стен был плохого качества. Из-за этого грунт вместе с золотым орнаментом лентами отставал от стен. Художник был в отчаяньи: огромные затраты време-ни и денег были напрасны.      Нестеров написал великому князю Георгию Михайловичу и вице-президенту Академии художеств графу И.Толстому, а в качестве «вещественного доказательства» отправил в Петербург отвалившиеся ленты грунта. Вопрос был поставлен ребром: или все дело поручается ему одному, или он навсегда покидает Абастуман. Условия Нестерова были приняты и тогда он взялся за дело. В Москве посовещался с учеными-химиками, сам закупил новый материал для грунтовки и лично руководил работами. Пора было приняться за роспись, но тут с дождями начал протекать купол. Комиссия разводила руками. Тогда Нестеров вызвал в Абастуман молодого архитектора А. Щусева. Тот справился с технической задачей моментально: пробил купол, освободив полый кирпич от воды, а потом придумал медную воронку вокруг креста и велел залить ее свинцом. Течь прекрати-лась. Купол начал просыхать.      В своем «новом стиле» Нестеров хотел сохранить веянье грузинских мозаик и фресок. Но оставил за собой свободу вносить «лирическое волненье» в образы святых. Храм посвящен Александру Невскому. На одном из пилонов князь изображен смиренно молящимся. На северной стене храма композиция «Кончина Александра Невского», переданная со светлой печалью.      Георгий Победоносец был небесным покровителем цесаревича Георгия и в то же время это самый почитаемый святой в Грузии. Над входной дверью Нестеров поместил композицию «Христос во Славе», на которой Александр Невский и Георгий Победоносец предстоят Христу. Георгий у Нестерова – в образе грузина, Александр Невский – типичный славянин. Это ключевые образы замысла росписей. Подчеркивая различную этничость в ликах небесных покровителей, художник символизирует идею братства двух православных народов.      Изображением Святой Нины Нестеров отдает дань уважения Грузии. Это один из самых выразитель-ных образов храма. Лицо Нины, не совсем обычное, было написано с сестры милосердия, приехавшей подышать горным воздухом.Нестеров писал: Лицо Нины было не совсем обычно. Написал я его с сестры милосердия Петербургской Крестовоздвиженской общины, приехавшей отдохнуть, подышать абастуманским горным воздухом, подмеченной где-то в парке моей женой. Сестра Копчевская (так звали мою «Нину») действительно обладала на редкость своеобразным лицом. Высокая, смуглая, с густыми бровями, большими, удлиненными, какими-то восточными глазами, с красивой линией рта, она останавливала на себе внимание всех, и я, презрев туземных красавиц, кои не прочь были бы попозировать для излюбленной грузинской святой, познакомился с сестрой Копчевской и написал с нее внимательный, схожий этюд. Он и послужил мне образцом для моей задачи. Этот же этюд пригодился мне еще однажды: я ввел это оригинальное лицо в толпу своей «Святой Руси». Она изображена на заднем плане, в белой косынке своей общины.               Среди фресок с особой любовью почитается образ Пресвятой Богородицы «Знамение».«И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд». (Откровение Святого Иоанна Богослова, 12:1) Миловидное лицо Божьей Матери со звездным венцом, в окружении ангелов, по сей день смотрит со стен храма с бесконечной нежностью. «Это моя самая любимая фреска, – признается настоятель храма отец Максим. – Когда я стою на службе, все время смотрю на Богородицу, и всегда утешаюсь».      На губах и облачении Богородицы видны белые пятна. Это следы от пуль. «Разгул безбожия в 30-х годах,– констатирует игумен. – Слава Богу, с росписями ничего не сделали».      В те годы храм превратили в склад, уничтожили все, что могли. Разрушили крышу, святой престол, сломали мраморный алтарь. С 1988 года храм был заново освящен, и с тех пор он действует. Игумен Максим – пятый по счету настоятель. «Прихожан у нас человек двести. Абастумани поселок маленький, но люди пешком приходят из соседних деревень, чтобы побывать на службе и полюбо-ваться росписями».      Разглядываем фрески: Пантелеймон-целитель, мученица Александра, Серафим Саровский, пророки.Евангельский цикл. На куполе – Господь Бог Вседержитель, по краям – евангелисты.Сто лет, прошедшие со времен росписи, дают о себе знать – фрески потемнели, местами облупились. Всего месяц назад была завершена их консервация. В течение четырех лет на пожертвования одного абастуманца, живущего сейчас в России, в храме проводились работы, чтобы приостановить дальнейшее разрушение драгоценных росписей.      В июне 1904-го работы завершались. Нестерову сообщили, что экзарх Грузии Алексий будет служить в церкви всенощную. Когда художник впервые оглянул храм, освобожденный от лесов,он увидел «стройную, нарядную, сверкающую золотым орнаментом церковь». 3 июля церковь была в полном блеске. Экзарх просиял, увидя роспись. Уйма народу – всем хотелось посмотреть фрески, о которых только и говорили...      Абастуманский храм произвел большой эффект на современников не отдельными росписями, а общим колористическим ансамблем. Это была яркая праздничность. С. Дягилев, соредактор «Мира искусства», посвятил эскизам Нестерова 12-й номер журнала за 1904 год. Все они были приобрете-ны Русским музеем в Петербурге. В 1907 году Нестеров выставил их на своей выставке в Петербурге и Москве.      «Удастся ли что сделать в жизни действительно творческое?» – думал Нестеров сто лет назад по пути в Абастумани. Удалось. Фрески живы, ими утешаются. Каждое воскресное утро отец Максим начинает службу в храме. Он неизменно глядит вверх, на нежный лик нестеровской Богородицы, из глаз которой струится бесконеная материнская любовь. Клара Бараташвили