Картина «Девятый вал» была написана в 1848 (или в 1850) году, когда художнику было всего 33 года, и он находился в самом расцвете творческих сил.
В сентябре 1844 года совет Петербургской академии художеств единогласно присвоил Ивану Константиновичу Айвазовскому звание академика. А еще через несколько дней художник был причислен к Главному морскому штабу в звании первого живописца с правом носить морской мундир.
Ему было поручено написать виды русских портов и приморских городов — Кронштадта, Петербурга, Петергофа, Ревеля, Свеаборга, Гангута. С энтузиазмом И. Айвазовский взялся за новую работу и в несколько месяцев выполнил ее.
В своем творчестве он прославил героические дела русского флота, славную оборону Севастополя и по мере сил откликался на все важнейшие события своего времени.
Как певец моря, И. Айвазовский всегда был одним из самых известных русских художников. Все ему было доступно, все готово было служить его искусству. Но к весне он почувствовал такое влечение на юг, в Феодосию, что ничто не могло удержать его, ни росшая с каждым днем слава, ни обеспеченный прекрасный заработок, ни всеобщее внимание и предупредительность.
На окраине Феодосии он построил для себя дом и мастерскую и на всю жизнь поселился в этом небольшом черноморском городке. Трогательная любовь к своей родной Феодосии, плескавшееся у древних стен ее море — все давало художнику пищу для новых образов. Его ненасытную жажду творчества можно было утолить только вдали от суеты, да и стремление к независимости удерживало его в Феодосии.
Картина «Девятый вал» была написана в 1848 (или в 1850) году, когда художнику было всего 33 года и он находился в самом расцвете творческих сил. Картины его восторженно встречались широкими кругами зрителей, знатоками и ценителями искусства, критиками.
К этому времени И. К. Айвазовский побывал уже и за границей, где в короткое время стал самым знаменитым художником Италии. До него еще никто так верно и живо не изображал свет, воздух и воду.
Папа Григорий XIV приобрел картину И. Айвазовского «Хаос» и поставил ее в Ватикане, куда удостаиваются быть помещенными только произведения первейших в мире художников. О его успехах писали все газеты, но, будучи скромным и благородным, он приписывал все эти успехи не столько себе, сколько всему русскому искусству.
Выдающийся английский маринист Дж Тернер, посетивший Рим в 1842 году, был настолько потрясен картинами И. Айвазовского («Штиль на море» и «Буря»), что посвятил ему стихотворение:
Прости меня, великий художник, если я ошибся,
Приняв твою картину за действительность
Но работа твоя очаровала меня,
И восторг овладел мною.
Искусство твое высоко и монументально,
Потому что тебя вдохновляет гений.
Не только в Италии, но и в других европейских странах, где И. Айвазовский выставлял свои картины, его всегда сопровождал невиданный успех. Русский художник-гравер Ф. Иордан, тоже бывший в то время за границей, отмечал: «Его слава прогремела по всей Европе... Даже самонадеянный Париж восхищался его картинами».
До И. Айвазовского море редко изображалось русскими художниками, а его ранние произведения отличаются пленительной тишиной. Восход или закат солнца, штиль, сияющая над морем луна — все изображалось художником с тонкой поэзией.
Но к середине XIX века, вместе с ростом реализма во всем русском искусстве, И. Айвазовский тоже расширил круг своих творческих интересов и тем. Словами поэта А. И. Полежаева художник мог бы сказать и о себе:
Я видел море, я измерил
Очами жадными его;
Я силы духа моего
Перед лицом его поверил.
Он стал изображать волнение на море, приближение бури, шторм. Одновременно росло и его творческое мастерство, в основе которого лежало внимательное изучение натуры, накапливание в памяти «впечатлений живой природы».
Своим названием картина обязана распространенному мнению, будто бы каждый девятый вал во время шторма является особенно большим и страшным, превосходящим все другие.
На своем полотне И. Айвазовский изобразил рассвет после бурной ночи. За обломок мачты погибшего корабля цепляются четыре человека в восточной одежде, уцелевшие после кораблекрушения. Пятый старается выбраться из воды на мачту, ухватившись за падающего с нее своего товарища.
Им ежеминутно угрожает гибель среди обрушивающихся на них валов, но они не теряют надежды на спасение.
И. Айвазовский во многих своих картинах изображал кораблекрушения и людей, борющихся с морской стихией. В «Девятом вале» он особенно резко противопоставляет бушующее море и упорство нескольких человек. Золотой свет солнца, разгорающийся над людьми и пронизывающий картину, усиливает ее общий оптимистический характер.
Восходящее солнце своим золотистым сиянием пронизывает водяную пыль, повисающую в воздухе, валы и пену, срываемую ветром с их гребней.
Красочное великолепие раннего солнечного утра над волнующимся еще морем передано И. Айвазовским с замечательной смелостью и силой. Он соединил в одно целое золотистые, сиреневые, зеленые и синие тона. В картине все находится в движении, и зрителю порой кажется, что цвета эти сменяют друг друга вместе с вздымающимися и рушащимися волнами. В смене тонов перед ним то проносится облачный туман, согреваемый солнечными лучами, то взлетает просвечивающий зеленый вал, то тяжело спадает темно-синяя волна, скрывающая под собой холодную и мрачную глубину.
Редкий и необычный в живописи мотив, переданный к тому же романтически-воодушевленно, является, однако, вполне реальным. Писатель И. А. Гончаров, мастер изображения моря в русской литературе (вспоминавший в своем романе «Фрегат «Паллада» И. К. Айвазовского), писал о подобных же явлениях:
«Бледно-зеленый, чудесный, фантастический колорит... Через минуту зеленый цвет перешел в фиолетовый; в вышине несутся клочки бурых и палевых облаков, и, наконец, весь горизонт облит пурпуром и золотом».
Изображением только нескольких волн и солнечного сияния И. Айвазовский позволяет зрителю почувствовать мощь и красоту бушующего после урагана моря. Это было возможно только при действительно хорошем знании натуры. Сам художник говорил: «Движения живых струй неуловимы для кисти; писать молнию, порыв ветра, всплеск волны — немыслимо с натуры. Для этого-то художник и должен запоминать их».
Верхняя часть картины вся наполнена фиолетово-розовой мглой, пронизанной золотом низко стоящего солнца и расплывающихся, клубящихся, похожих на горящий туман облаков. Под ними хрустальное, зеленовато-синее море, высокие бурные гребни которого сверкают и переливаются всеми цветами радуги.
Свою картину художник выставил в Москве, и она с самого начала стала шедевром. О ней складывались легенды, и на «Девятый вал» приходили смотреть по многу раз, как когда-то на «Последний день Помпеи». В истории русской живописи это полотно блестит, как светлый луч, может быть, еще и потому, что И. Айвазовский выступил со своей «живой» любовью к природе в то время, когда мало кто из русских художников интересовался тем, что мы называем «душой» природы.
Пейзажисты до И. Айвазовского писали главным образом «красивые виды», чтобы поразить зрителя чудесами и великолепием знаменитых живописных местностей. Об искренней любви к природе не было и речи, живой красоты ее не замечали, пейзажи писали порой без всякого вдохновения. Существовал даже особый шаблон пейзажной живописи, по которому и писали художники так называемой Воробьевской школы.
И. Айвазовский тоже был в Академии учеником М. Н. Воробьева, но стоял несколько в стороне от всех остальных. Его отношение к природе (в частности, к морю) может быть выражено словами поэта:
Не то, что мните вы. Природа —
Не слепок, не бездушный лик.
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык.
Александр Бенуа впоследствии говорил: «...лишь один Айвазовский, идя по пятам Тернера и Мартина, зажигался на время их вдохновенным восторгом от великолепия космоса, являвшегося для них живым, органическим и даже разумным существом».
"Сто великих картин" Н. A. Иoнина, издательство "Вече", 2002 г.
Л. ВАГНЕР И Н. ГРИГОРОВИЧ. ПОВЕСТЬ О ХУДОЖНИКЕ АЙВАЗОВСКОМ. ДЕВЯТЫЙ ВАЛ
В Петербурге умер Белинский, не прожив и сорока лет. За последние годы много близких людей ушло из жизни: умерли Оленин, Зауэрвейд, Крылов, в Италии внезапно скончался веселый друг юности Вася Штернберг. Но смерть Белинского особенно поразила его. Больше со страниц журналов не будут звучать его пламенные статьи и в петербургских литературных кружках не раздастся его глуховатый, страстный голос.
Айвазовский с болью в душе вспоминал, как было ему до слез жаль этого полного духовных сил и жажды работы, но уже приговоренного к смерти, тяжело больного труженика.
Как много благородных, прекрасных мыслей внушил ему Белинский во время горячих споров!
Среди своих прежних картин Айвазовский разыскал «Спасающиеся после кораблекрушения». Эту картину хвалил Белинский. Она говорила о мужестве. Сам Белинский был олицетворением мужества. Он никогда и никого не боялся, говорил и писал только правду.
И вот теперь пришло время, когда мужественные, смелые люди открыто поднялись на борьбу за свободу. Во Франции, Германии, Италии началась революция.
Из Рима Айвазовскому сообщили, что его друг Векки присоединился к Джузеппе Гарибальди и стал его адъютантом.
Мир был уже не так безмятежен, как долгие годы это казалось Айвазовскому. Теперь не время было писать дышащие счастьем и покоем морские виды. В Европе — баррикады. В Петербурге у Кукольников Белинского называли баррикадником. И Векки, милый друг юности, тоже стал баррикадником. Векки, беспечный, веселый, так любивший лунные ночи в Неаполе… Чем же он хуже Векки? В России нет баррикад, но в России книги и картины тоже могут стрелять. Он напишет такую картину. В мир пришло великое беспокойство, его картина тоже должна волновать и потрясать. О таком искусстве говорил Белинский.
Айвазовский закрылся от всех в мастерской. Дни шли, но он не прикасался к палитре и кистям. Он подолгу сидел в кресле с закрытыми глазами. Со стороны могло показаться, что человек погружен в забытье. Но в это время его мысль неустанно работала. Ясно вставало в памяти детство. Он с другими мальчиками помогает рыбакам выгружать серебристую, трепещущую рыбу. Во время отдыха рыбаки рассказывали о страшных бурях, о кораблекрушениях. Вспомнилась юность: странствия в чужих краях по морям и океану. Однажды по пути из Англии в Испанию в Бискайской бухте пароход выдержал жестокую бурю. Все пассажиры обезумели от страха. Он держался рядом с капитаном. Они подружились в самом начале плавания. Художник тоже испытывал страх. Но даже в эти минуты его не покидала способность любоваться прекрасной грозной картиной бури. Память глубоко сохранила эти впечатления.
Чудом они добрались тогда до Лиссабонской гавани. А европейские газеты уже распространили слух о гибели парохода и пассажиров. Были напечатаны фамилии погибших. Среди них было и его имя.
Через некоторое время он прибыл в Париж. Друзья глядели на него как на воскресшего из мертвых.
В памяти вставали и другие бури: в Финском заливе, на Черном, море. Люди гибли, но люди и побеждали. Побеждали те, кто был смелее и не сдавался смерти, кто страстно хотел жить. Такие и на хрупкой скорлупке — как по-иному назовешь обломки корабельной мачты или рыбачий баркас среди волн? — боролись и одолевали бурю. Шторм отступал перед мужеством человека. Людская воля! Он знал о ней не понаслышке. Он видел ее воочию: на море, на суше.
Когда Айвазовский все это передумал и перечувствовал, его руки потянулись к палитре и кистям.
И вот на холсте начало возникать пережитое… Над бушующим океаном вставало солнце. Оно открывало настежь ярко-алые ворота в грядущий день. Теперь только стало возможно разглядеть все, что недавно скрывал ночной мрак. Высоко поднимаются гребни яростных волн. Одна из этих волн самая высокая. Ее зовут девятым валом. Со страшной силой и гневом она вот-вот обрушится на потерпевших крушение. А они судорожно вцепились в обломки мачты.
Кто эти несчастные, как они попали сюда? Повесть этой трагедии коротка. Еще вчера утром, когда их корабль вышел из гавани в открытый океан, был ясный, солнечный день, безмятежно сияла высокая, чистая лазурь неба. Спокойная ширь океана манила к дальним, неведомым берегам, куда корабль должен был доставить ценный груз. Моряки — мечтатели. Не смотрите на то, что у них грубые, обветренные лица. В душе каждого моряка постоянно живет мечта: увидеть новые страны, незнакомых людей и вдруг найти среди них друзей на всю жизнь… Но к вечеру поднялся ветер, грозовые тучи быстро заволокли небо. Океан заволновался. Ослепительные молнии прожигали небо, громовые раскаты сотрясали воздух. Валы поднялись кругом, целые круговороты валов. Они все ближе и ближе обступали корабль и наконец дружно ринулись в атаку на него. Только вспышки молний освещали эту смертельную схватку между кораблем и грозной стихией. Под шум громовых ударов и ревущих валов не слышно было треска ломающегося корабля и криков погибающих в волнах людей. Только стук собственного сердца слышал каждый моряк. И те, чьи сердца были преисполнены мужеством, решили не сдаваться, не стать добычей ненасытного морского чрева.
Несколько друзей были все время вместе. Они не потеряли друг друга и тогда, когда тонул корабль. Они вместе вцепились в обломки корабельной мачты. Среди пучины они ободряли друг друга и поклялись напрячь все свои силы и выдержать до спасительного утра. Гром отгремел. Дождь прекратился. Вода стала ледяной, и они закоченели. Но все это пустяки. Самое страшное круговорот валов. Он может накрыть их и похоронить в пучине в любую минуту.
Главное — выдержать до утра. Дождаться солнца. Солнце — лучший друг человека. Оно укротит эти бешеные валы.
Но они выдержали. Они дождались утра, солнца. Кончилась страшная ночь. Солнечные лучи расцветили тяжелые волны всеми цветами радуги.
Но больше всего в картине густой зелени, почти изумруда. Это цвет надежды. Буря напрягает свои уставшие за ночь мышцы. Но они уже ослабели. Еще немного — и будут сломлены ее последние броски.
Свет, солнце вступили в союз с людской волей. Жизнь, люди победили хаотический мрак ночной бури в океане. Хвала Человеку! Слава Жизни!
Свою картину Айвазовский назвал «Девятый вал». Она была окончена в 1850 году.
Художник выставил ее в первый раз в Москве. О ней ходили легенды. На «Девятый вал» приходили смотреть помногу раз, как когда-то на «Последний день Помпеи». За столетие мимо нее прошли миллионы людей. Она волновала современников Айвазовского, она волнует людей нашего времени и будет волновать наших отдаленных потомков. Она стала самой известной картиной Ивана Айвазовского.
artlibrary.ru
Комментариев нет:
Отправить комментарий