18 февраля (2 марта по новому стилю) 1837 года корнета лейб-гвардии Гусарского полка Михаила Лермонтова арестовали и препроводили на гауптвахту. Для гвардейской молодежи того времени попасть на гауптвахту считалось событием вполне обыденным. Но Лермонтов очутился под арестом не за гусарские «шалости», его проступок был, как говорится, совсем из другой оперы.
До него за подобное, пожалуй, попадал в серьезную опалу только Денис Давыдов. Похоже, что арест был для Лермонтова неожиданным. Он знал, что при дворе крайне негативно восприняли его стихотворение «Смерть поэта», но такой реакции не ожидал.
До смерти Пушкина Лермонтов в петербургском обществе особого интереса не вызывал: обычный корнет гвардии, наследник крупного состояния, но молод и в потенциальные женихи пока не годится, вроде бы опубликовал какой-то рассказ и пишет стишки. И вдруг строки, которые буквально пронзают:
«Погиб поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!»…
В несколько дней стихи были переписаны в сотнях экземпляров (писатель Иван Панаев свидетельствовал, что в тысячах) и не только широко распространились в столице, но и появились в других городах России. Их обсуждали, пожалуй, не меньше, чем дуэль и смерть Пушкина. Почему же реакция властей последовала с таким опозданием?
Дело в том, что первоначально стихотворение содержало 56 строк и заканчивалось словами: «Приют певца угрюм и тесен, И на устах его печать». Написано оно было за день до смерти Александра Сергеевича, а его распространение началось 29 февраля, когда сердце великого поэта перестало биться.
Лермонтов, бывший в этот период больным, не был лично знаком с Пушкиным и не входил в круг близких к нему людей, а информацию о дуэли и возможной смерти поэта получил от посетившего его врача. Реакцией Лермонтова на гибель поэта, перед которым он преклонялся, и стали эти пронзительные строки, всколыхнувшие все петербургское общество. Как установило впоследствии следствие, их первичным распространителем стал друг Михаила Юрьевича С. А. Раевский.
На допросе Лермонтов скажет о том, как после известия о гибели Пушкина рождалось стихотворение:
«Тогда, вследствие необдуманного порыва, я излил горечь сердечную на бумагу, преувеличенными, неправильными словами выразил нестройное столкновение мыслей, не полагая, что написал что-то предосудительное».
Простим ему определенную попытку немного обелить себя, главное не это, а несколько коротких, но емких слов «я излил горечь сердечную на бумагу».
По большому счету, в первом варианте «Смерти поэта» особой крамолы и не было, а была именно глубокая боль, пронзившая сердца многих. Поэтому и власти отнеслись к стихотворению относительно спокойно. Шеф корпуса жандармов А. Х. Бенкендорф даже посчитал, что «самое лучшее на подобные легкомысленные выходки не обращать внимания, тогда слава их вскоре померкнет».
В обществе смерть Пушкина вызвала неоднозначные мнения, продолжали распространяться сплетни и вымыслы, немалое количество людей оправдывали убийцу Пушкина, якобы действовавшего в «соответствии с законами чести». Кстати, подобную точку зрения на роль Дантеса отстаивал близкий к придворным кругам родственник Лермонтова камер-юнкер Н. А. Столыпин. Он навестил Михаила Юрьевича в начале февраля и рассказал ему придворные сплетни по поводу гибели Пушкина.
Видимо, именно эти свидетельства об отношении двора к смерти поэта, вкупе с уже имеющейся у Лермонтова информацией, и побудили его 7 февраля дописать к стихотворению еще 16 строк, начинавшихся словами «А вы, надменные потомки известной подлостью прославленных отцов»… Именно эти 16 строк и вызвали яростную реакцию власти.
Этот вариант стихотворения доброхоты представили Николаю I, сопроводив его недвусмысленным пояснением — «воззвание к революции». Вот тогда-то и последовала жесткая реакция. Лермонтов был арестован и препровожден на гауптвахту в здании Главного штаба.
Ведение следствия «О непозволительных стихах…» Бенкендорф поручил генералу Веймарну, которому предстояло допросить Лермонтова и провести обыски в его петербургской и царскосельской квартирах. Докладывая об этом императору, шеф жандармов выразил и свое мнение о последнем варианте стихотворения:
«Вступление к этому сочинению дерзко, а конец — бесстыдное вольнодумство, более чем преступное».
На докладную записку Бенкендорфа Николай I наложил резолюцию, ярко характеризующую уровень мышления российского монарха:
«…старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он…».
По мнению императора, офицер, посмевший обвинять власть и утверждавший, что на неё «есть и божий суд», не может находиться в здравом рассудке. Николай I не был оригинален, подобного мнения придерживались многие властители, как до него, так и после.
Слово «преступное», прозвучавшее из уст всесильного шефа жандармов, материализовалось в конкретное решение, принятое императором уже на третий день. О нем Бенкендорфа официально известил военный министр:
«Л.-гвардии Гусарского полка, корнета Лермонтова, за сочинение известных вашему сиятельству стихов, перевесть тем же чином в Нижегородский драгунский полк: а губернского секретаря Раевского за распространение стихов и в особенности за намерение тайно доставить сведение корнету Лермонтову о сделанном им показании, выдержать под арестом в течение одного месяца, а потом отправить в Олонецкую губернию для употребления на службу, — по усмотрению тамошнего гражданского губернатора».
Корнета Лермонтова отправили под домашний арест готовиться к отъезду на Кавказ, где несли службу нижегородские драгуны. Остановить же стремительное распространение по стране «преступного» стихотворения было уже невозможно. Стихотворение «Смерть поэта» показало всей России, что у погибшего Пушкина есть достойный преемник. Никто не мог тогда и предположить, что Лермонтову отпущено судьбой всего четыре года, а впереди и его ждет роковая дуэль.
Автор: Владимир Рогоза
Источник:© Shkolazhizni.ru
Впервые стихотворение «Смерть Поэта» (под заголовком «На смерть Пушкина») было опубликовано в 1856 году — через 15 лет после гибели самого Лермонтова. Оно вышло в издаваемом Александром Герценом в Лондоне альманахе «Полярная звезда».
Михаил Лермонтов
СМЕРТЬ ПОЭТА
Отмщенье, государь, отмщенье!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видел злодеи в ней пример.
Погиб поэт!- невольник чести -
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде... и убит!
Убит!.. К чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь... Он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.
Его убийца хладнокровно
Навел удар... спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво?... издалека,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..
И он убит - и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.
Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?..
И прежний сняв венок - они венец терновый,
Увитый лаврами, надели на него:
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело;
Отравлены его последние мгновенья
Коварным шепотом насмешливых невежд,
И умер он - с напрасной жаждой мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд.
Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять:
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать.
_____________________
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда - всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
Комментариев нет:
Отправить комментарий